ПОЭТ, ПРОЗАИК, ПЕРЕВОДЧИК, ХУДОЖНИК

Начала публиковаться в конце 1980-х в Петрозаводске (Карелия). Дальнейшие публикации: в Новой газете; журналах Акт, Арион, Зинзивер, Искорка, Крещатик, Смена, Стрелец, Преображение, An Sionnah (США); каталогах ежегодной выставки “Петербург” (ЦВЗ “Манеж”); альманахах Вавилон, Диалог; альбоме Из падения в полёт; анталогиях Жужукины дети, Поэзия безмолвия (США), Поэзия магического реализма, Петербургская поэтическая формация, Актуальная поэзия на Пушкинской – 10, A Night in the Nabokov Hotel: 20 contemporary poets from Russia (Дублин, Ирландия), Перекрёстное опыление, В поисках утраченного “я”, Собрание сочинений Т. 3 и др.
Родилась в 1968 в Ленинграде. Выпускница Педагогического Университета им. А. И. Герцена, где изучала историю искусств, английский и португальский языки. Работала преподавателем английского. В настоящее время работает в Центральной Городской Публичной Библиотеке им. В. В. Маяковского, где в отделе литературы на иностранных языках совместно с режиссёром И. А. Игруниной в 2008 организовала литературную гостиную “Фонтанка, 46. Иностранный акцент”. Книги стихов: Обозначить молчание словом (1998; издательство “Третья волна”, Москва – Париж – Нью-Йорк; один из разделов – “Крымстихи”); Другой (2007; Санкт-Петербург). Стихи переводились на английский, немецкий, украинский, французский. Переводит на английский. Живописные и графические работы, иллюстрации к собственным стихам выставлялись на художественных выставках в С.-Петербурге. Лауреат интернетжурнала новой русской поэзии “Окно” (2012).
Живёт в Санкт-Петербурге.

ЕВПАТОРИЯ

Любе Добашиной

Пыль непыльная, грязь негрязная.
Грязь лечебная, пыль полезная.
И поэтому даже взрослые
без стеснения ходят грязными
и детей не зовут проказниками,
хоть они и бегают грязненькими.
Словно в белой целебной мази,
с ног до носа все в чёрной грязи.
Но не чёрное – море Чёрное, –
в нём прозрачная кипячёная
пузырится, шипит вода.
Потому-то здесь и мороженое
абсолютно не замороженное.
Отнесись к нему настороженно,
а купил, так ешь осторожно.
Тени нет ни от стен, ни от тентов, –
никуда от солнца не деться,
лучше сразу ему отдаться,
лучше сразу совсем раздеться,
раствориться на сто процентов.
Но не просто в металле бронзовом
прочном, вечном отлить тела:
разомлел, перебрал тепла –
точно пышная роза розовым
пышешь жаром, горишь на пламени
медно-медленного огня.
Зелень летняя незелёная.
Соль лиманская несолёная.
Зелень жухлая, зелень жёлтая.
Соль лиманская – горечь горькая.
А пошёл гулять на Сольпром –
не пугайся, – не кровь, а бром
соляные озёра красит
цветом праздника, цветом красным.
Но зато на базаре “синенькие”
без обмана возьмёшь – тёмно-синенькие.
День и ночь под небом лежали –
стали синими баклажаны.
За короткую толстую веточку,
как за длинную тонкую ниточку,
баклашарик воздушный хватай –
в облаках над Крымом витай.

* * *

За дорогу ногами и взглядом цепляясь,
пробираюсь меж шестернями солнц и колючек
к границе двух государств суверенных –
Суши и Моря,
где в саламандровых куртках
бессильны бельма радаров
и откуда не смогут погнать на КП
проверять документы.
А маяк в застиранном тельнике
на меня сияющим глазом посмотрит,
как я – на море, песок и солнце, –
без восторга и не сокрушаясь, –
и уйдёт,
оооооооа я останусь.
Ведь и я уйду,
оооооооооооооа солнце останется.
Ведь и солнце зайдёт,
оооооооооооооооооооооа море останется…

1992

ЗАКЛИНАНИЕ

Какое красивое море
красивое синее море
синее-синее море
иссиня-синее море
истинно иссиня-синее
и интенсивно красивое –
красивое сильное море
сильно красивое море
невыносимо синее
неизъяснимо красивое
с ним и я иссиня-синяя
сильная и красивая
Море, неси, неси меня

БАХЧИСАРАЙ

Бусина бисера –
ханская рисина –
льдинка в бокале вина
сумерек –
месяц
над черепицами крыши дворца –
губами гаремных красавиц
сдавленным вздохом летит,
теряется эхом
в складках стёганых гор:
бисер серебряный
к чёрному шёлку небес пришивая
минаретами-иглами,
пальчики в кровь искололи.

За ужином
хан проверяет работу,
гулко стучат о небесный фарфор минареты.

В капельках пара
пахучего чая внесли пиалу –
из чаинки проросшую чайную розу в вечерней росе.

В полдень
шмель
опускался с рычанием –
тигр крылатый,
властелин садовых наложниц,
в тень лепестков
и, пресыщенный нежным нектаром,
лишь пригубил.

* * *

Полоска полуденной тени
на отшибе построенной
свежевыбеленной необжитой ещё многоэтажки
(строительный мусор, бытовки,
однообразно пустые балконы,
шахта лифта скрывается
за украинским орнаментом
строгим бетонным крестиком,
странно не тронутым зеленью:
лозы привязаны к колышкам,
не достают до карнизов первого этажа)
южных мальчиков дюжину –
смуглых коротко стриженых
прячет с трудом –
арбузы краденые не умещает –
мячи из звонкой резины
(но не бросай – расколешь!)
раскалённые на солнцепёке
(не удержать – выпрыгивают),
тёмные, точно головы
двух продавцов, говорящих
между собой по-татарски,
что остальным не мешает
спорить, шутить, ругаться
друг с другом и с ними по-русски,
давать щелбаны и толкаться:
сложно вдвенадцатером столковаться с одним покупателем:
“Цена о-го-го-го-громная!
Товар совсем крох-ох-охотный!” –
он на своём настаивает,
арбузы в сеточку складывает,
уходит в город Гезлёв *
на Коломитский залив.
Там он угол снимает –
пляжный топчан в беседке –
с удобствами во дворе,
но это его не смущает,
поскольку ничуть не мешает
вживаться в доподлинный Крым,
хотя кроме слова “Крым”
по-крымско-татарски
едва ли
сумеют хоть что-то сказать
друг другу
жители города.
И это им не мешает.
* Гезлёв – средневековый татарский город на территории современной Евпатории

1994