ПОЭТ, ПРОЗАИК, СЦЕНАРИСТ, ПЕРЕВОДЧИК
1928-1999

Составитель поэтического раздела антологии «Самиздат века» (1998), на основе которого создан Интернет-проект «Неофициальная поэзия». Лауреат Пушкинской премии Российской Федерации, премий журналов «Знамя» (1993) и «Стрелец» (1995, 1996), премии «За особые заслуги» Тургеневского фестиваля малой прозы (1998).
Родился в г. Бийске на Алтае, с детства жил в Москве. С конца 1950-х участник круга эстетически близких поэтов и художников, получившего впоследствии название “лианозовской школы”. Первая публикация стихов за границей – в 1968, в СССР – в 1989 г. В 1979 г. участвовал в неподцензурном альманахе «Метрополь». С начала 60-х активно публиковался как детский писатель, ему принадлежат сценарии многих классических мультфильмов. В 1979 г. участвовал в неподцензурном альманахе «Метрополь». Выступал также как переводчик выдающегося еврейского поэта Овсея Дриза, немецкой конкретной поэзии и американского поэта Джима Кэйтса.

ПАМЯТИ КОКТЕБЕЛЯ

Меж Карадагом и Хамелеоном
Как серая жемчужина – залив
Художник на скамье нетороплив –
Рисует скалы точек миллионом.

Полынным кругом горы очертив,
Сказал Господь: “Здесь будет хорошо вам”
И в солнце на тычке вином дешёвым
Упился интеллект как примитив.

Где в балахоне греком шёл Волошин,
Хип “ловит кайф”, двусмыслен и взъерошен,
Письменники здесь пишут похабель.
И в самый цвет махровым их идеям
Живую душу сделали музеем
И Планерским назвали Коктебель.

НА СКЛОНАХ ДАКАРАГА

когда сумеречная наволочь
наползает с лугов на сюррюки
затопляет базальты граниты
когда тень от небесного шара
оставляет вверху лишь полоску —
драгоценный отблеск каронита
из туманных низин и ущелий
на охоту выходят икварки —
верные похиты Дакарага

Рыжие пятнистые как рыи
длинные ушастые как оги
то ли силуэт на фоне неба
то ли тень высоко на дороге
только в горы лучше не соваться
ни охтаннику в рваной кольчуге
ни горцару в голубых охальных латах
бластеры и трубы не помогут
молния отскочит как от камня

Из Гатора ехали мардуки
чернобородатые в металле
ехали шутили хохотали
девушек хватали обижали
и бежали черные садуки
как в скорлупах — в латах шишковатых…
там в лугах — одни пустые скорлупы
там кричат и прядают пируя
хохлые стервятники-карои

Каменные ядра пролетают —
слишком низко ходят наши луны
озаряя белым диким блеском
серые граниты Дакарага —
и тогда горят рубином синим
все три глаза старого икварка
он стоит среди кустов солярий
и сухих колючих астролярий
смотрит не на небо — выше дальше

ждёт ли некой вести голубиной
но молчат туманные глубины
хоть бы капля прочертила небо
только слышен скрежет меднозуба
и мигает бледный рой мехлушек…
так всю ночь зиять влиять и слушать
чтоб никто — ни люди ни скарабы…
тайна — это кратер Дакарага
в кратере — октаэдр корабль

1987

***

навстречу кругу, выцветшему флагу,
навстречу белой набережной, копьям
ограды, парку и кинотеатру
открытому с толпой зеленых скамей,
навстречу чайкам — в солнце ослепительным —
в сознании — зигзагом с горизонта —
и сразу на полнеба — крылья гарпии!
на фоне пляжа, вешнего цветенья
чудовище мелькнуло быстрой тенью —
в душе ещё стоит разгром и визг,
но пахнет серебристый тамариск.

1989

КАРАДАГ-ВОЛОШИН

Волошин носил венок из полыни – или полынь носила венок из Волошина?
«Надоело носить венок из этой глупой Танечки. Она, правда, молода, но всё врёт. Надену лучше сегодня венок из этой большой дружеской души. Всё к звёздам ближе», – говорила серебристая полынь.
Тучный и радостный в балахоне и сандалиях он быстро шагал по берегу коктебельского залива, опираясь на палку.
Нет, скорее всего коктебельский залив или попросту Коктебель в балахоне и сандалиях, опираясь на палку, быстро шагал по берегу тучного и вечно радостного Волошина.
И теперь здесь часто говорят: «Эта мягкая линия горы, что к морю, не правда ли похожа на профиль Волошина».
Но ведь потухший вулкан это и есть сам Волошин. Старый задумчивый Карадаг-Волошин, он смотрит далеко в море и открыт всем ветрам.

1990

ТАТАРИН

замечательный Бойс
на вернисажах и в университетских аудиториях
представляя собой некий сбой
никогда не снимал шляпу-шляпу
это был знак
возможно проявлял невидимое
в том числе неявную лысину
или художнику
нравилось трогать ворс
это был Бойс

…жук-носорог
полз по поверхности дерева
металла
пробовал плотность масла
рыхлость картона
собственный вес

…а когда-то
здесь в безжалостном небе Крыма
выбросился из горящего “мессера”
это был бой!
в лысой татарской степи
парашют волочил по стерне
полубессознательного юного Бойса
пачкающего солому коричневой кровью
(как любил он после пачкать бумагу)
…синие скулы и щёлки — улыбка
“не бойся” по-русски
и еще по татарски вроде “бай-бай”
бай-бай Бойс…
в забытье окунулся как масло
наверно оно и спасло
(помните акции неукротимого —
жёлтыми комьями жира
метил углы уносил на подошвах —
месил жизнь
Бойс! это был бой! бой!)

…а тогда философ-маслобойка
ощутил впервые дуновенье
меж редеющими волосами
скинул пилотку “люфтваффе”
нахлобучил свою вечную шляпу-шляпу
на уши-локаторы
и поклялся быть вечным татарином
кем и был достойный герр профессор
все свои последующие годы
под германскими вязами

1992

НА ЗАКАТЕ

там были люди а здесь — чайки
плеск и перебранка…
сидя на земле
они с жадностью накинулись друг на друга
из будки вышел человек
потянулся
обтёр лицо ладонями —
умылся на заходящее солнце
вскочили как вспугнутые птицы —
и не оглядываясь…
в эпицентре где сидели
разворошённая полынь полегла веером…
можно было в пустом бараке
но оттуда выскочила крыса
придумал — прилечь за холмом
но там уже белела парочка
хуже чем в городе
а дальше был берег и море
и шли — со спины — двое:
она в длинном белом платье
он в чесучовом пиджаке с тросточкой
(страница вырванная из журнала Нива)
в стороне стоял фургон
снималось кино
часто задышала
потемнели расширенные
там — драма и благородство
канделябры и всё соответствует…
а здесь какой-то худосочный недотыклик —
и то негде

1992

Тексты предоставлены супругой автора Милой Сапгир. Благодарим за техническое содействие крымского издателя Дмитрия Лосева.